Патриарх онкохирургии

Пройдя путь от врача участковой больницы до профессора, ведущего онколога Татарстана, Рафкат Тазиев разработал и внедрил надежные методы оперативных вмешательств для больных, ранее считавшихся неоперабельными. 42 года он посвятил спасению больных раком, и перед выходом на заслуженный отдых получил главную награду татарстанских медиков, став победителем республиканского конкурса «Ак Чэчэклэр–2013» в номинации «Врач года».

Рафкат ТАЗИЕВ,
заслуженный врач РТ, заслуженный деятель науки РТ, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств, Лауреат Государственной премии Татарстана по науке и технике, профессор кафедры онкологии и хирургии КГМА, д.м.н.

- Рафкат Мингазович, что привело вас в онкологию – одну из самых психологически тяжелых медицинских специальностей?

- Вначале о профессии врача я особенно и не думал. Я родился в крестьянской семье, жили мы рядом с Камой и как многие мальчишки, глядя на приплывающие пароходы, хотел стать капитаном. Но по совету старших товарищей поступил в медицинский институт. После его окончания три года работал хирургом и главврачом Яльчикской ЦРБ в Чувашии, что дало мне большой опыт самостоятельной работы. Но я чувствовал, что мне еще надо учиться, и в 1969 году поступил в ординатуру на кафедру хирургии и онкологии Казанского ГИДУВа к знаменитому онкологу профессору Михаилу Семеновичу Сигалу. Это и определило направление всей моей дальнейшей работы как в практической медицине, так и в науке.

Я проработал с Михаилом Семеновичем 21 год — наверно, больше, чем кто-либо другой. Он был бесконечно предан хирургии. Когда он брал в руки скальпель, его собственные болезни исчезали. Я пытался его убедить уменьшить нагрузки, поберечь себя, но он не слушал. Потому что в онкологии каждый раз речь идет о жизни и смерти пациента. Я тоже всю свою хирургическую карьеру всегда сильно переживал за своих больных. Смерть пациента выбивала из колеи. Я перенес три инфаркта, есть проблемы со сном. И все-таки у врача должен быть инстинкт самосохранения. Ведь ты нужен людям, а умирать с каждым ушедшим больным невозможно.

- Кроме преданности своей профессии, что еще входит в понятие «школы сигала»?

- С медицинской точки зрения — это правильное понимание механизмов развития патологического процесса, точное определение необходимого объема вмешательства, исключение всех возможных осложнений. Вместе с тем «школа Сигала» - это еще и люди, это традиция взаимопомощи и общей ответственности за результат лечения. Также это совмещение практической работы и научного поиска. У нас в онкодиспансере трудно найти просто врачей, все занимаются наукой, многие имеют степени и звания, известны не только в республике, но и в России и за рубежом. Я также после 10 лет заведования отделениями абдоминальной, а затем торакальной хирургии по приглашению шефа стал ассистентом кафедры хирургии и онкологии, защитил кандидатскую диссертацию, получил звание доцента. А после смерти профессора Сигала в 1990 году стал заведующим кафедрой.

- Наверно, трудно было возглавить коллектив после такой авторитетной личности?

- Конечно. Тем более, что и коллектив состоял не из неопытной молодежи, а людей со званиями и даже именами в науке. Был период некоторого разброда и шатаний. Но я нашел свой стиль руководства кафедрой. Дал людям возможность проявить инициативу и раскрыть потенциал, заложенный в них еще Михаилом Семеновичем. Появились новые направления, такие как эндоскопия. По многим операциям мы занимаем лидирующее положение в России, к нам присылают больных даже из Москвы. Мы проводим сложнейшие операции по поводу рака панкреатодуоденальной зоны, удаления пищевода и его пластики, удаления легкого с бифуркацией трахеи, анастомоза трахеи с бронхом и многие другие.

- Что вы считаете своим главным вкладом в науку?

-Я многие годы углубленно занимался вопросами хирургического лечения рака пищевода и кардиоэзофагеальной области. Мною выполнено более 250 операций на пищеводе. Результаты этих исследований были положены в основу моей докторской диссертации «Одномоментные операции в хирургическом лечении рака пищевода и кардиоэзофагеальной области», которую я в 1997 году успешно защитил в Российском онкологическом научном центре (РОНЦ). Также при моем непосредственном участии были разработаны и внедрены в практику эффективные и надежные методы оперативных вмешательств при опухолях грудной и брюшной полостях, а также других локализациях. Внедрение этих операций в клиническую практику позволило излечивать больных, ранее считавшихся неоперабельными, улучшить качество их жизни. Мы вернули людям надежду справиться с недугом, вернуться в обычную жизнь.

- Какие проблемы сегодня стоят перед онкологами в нашей республике и по России в целом?

- Больше всего беспокоит продолжающийся рост онкологической заболеваемости и большая запущенность онкологического процесса. Ежегодно в республике выявляется 13-14 тысяч больных и более 6,5 тысячи человек мы теряем. Повлиять на заболеваемость на этом этапе мы по существу не можем, хотя и знаем о многих причинах, которые вызывают рак. Но, к примеру, рак легкого и рак желудка имеют совершенно разную этиологию. Это очень затрудняет профилактику. Гораздо больших успехов онкология достигла в диагностике, особенно в ранней, на которую делается упор, поскольку рак в первой стадии можно считать излечимым заболеванием. После операции больной имеет шансы жить так же долго, как человек, который не имеет этой болезни. Возможности ранней диагностики возросли с повсеместным открытием в республике онкологических кабинетов, куда направляются люди с определенными жалобами или с подозрениями на патологию. В Набережных Челнах и Альметьевске имеются филиалы онкодиспансера, где пациенты данных районов проходят первоначальное обследование. Проведена очень большая организационная работа.

- Насколько в ранней диагностике помогает новое оборудование?

- Современное оснащение имеет большое значение для диагностики и лечения онкопатологии. Сейчас практически везде имеется эндоскопическая аппаратура, УЗИ, в городах республиканского значения установлены компьютерные и магниторезонансные томографы. Самое последнее достижение – открытие в республиканском диспансере Центра ядерной медицины с позитронно-эмиссионным томографом. Пациенту вводят радиофармпрепарат, который захватывается опухолевыми клетками, так что за 30-40 минут можно обследовать человека с ног до головы, выявить и первичную опухоль, и метастазы размером более 3 мм. Это очень важно для определения распространенности и стадирования процесса, а значит, и для выбора тактики лечения. При метастазах в некоторых органах больной уже не подлежит хирургическому лечению, здесь требуется химиотерапия или лучевая терапия. Если человек вовремя обратился, есть все возможности для того,чтобы его досконально обследовать и выявить болезнь.

- Какие сегодня есть возможности для лечения раковых больных?

- В основном в онкологии используется хирургическое лечение, химиотерапия и лучевая терапия. Все возможности для такого комплексного лечения больных у республиканского онкодиспансера имеются. Очень хорошо поставлена хирургия, мы оперируем практически на всех органах, за исключением опухолей центральной нервной системы. У нас произошла узкая специализация подразделений учреждений, появились отделения урологии, легочной онкологии, пищеводной онкологии, абдоминальной онкологии, гинекологии и др. В связи с этим наши хирурги достигли большого мастерства, поскольку постоянно занимаются операциями на определенных органах и улучшают свою хирургическую технику. Три отделения химиотерапии тоже специализированы по определенным нозологиям: опухолям грудной и брюшной полостей, лимфопролиферативным, гинекологическим и урологическим опухолевым заболеваниям. Лучевая терапия с открытием Центра ядерной медицины находится практически на мировом уровне. Важна взаимосвязь всех видов лечения: онкологический больной может на каком-то этапе лечиться у хирурга, при возникновении рецидивов или метастазировании проходит химиотерапию или лучевую терапию.

- А с чем связаны причины частой запущенности онкопатологии?

- К сожалению, пока запущенность довольно высокая, что связано с двумя причинами. С одной стороны, сама болезнь настолько коварная, что в начальных стадиях себя никак не проявляет, а когда появляются клинические симптомы — патология оказывается уже запущенной. С другой стороны, сами люди тоже виноваты, потому что не обращают внимание на свое состояние, терпят до последнего и обращаются тогда, когда уже становится невмоготу. Они не задумываются о ценности здоровья, о том, что оно позволяет им работать и нормально жить. Думаю, что наша проблема во многом связана с низким общим уровнем культуры, крахом системы ценностей в 1917 году, в 90-х годах прошлого века. Китайцы каждое утро становятся на зарядку — все улицы заполнены. Наверное, должны пройти годы, чтобы люди научились беречь свое здоровье.

- Периодически проходят слухи о появлении новых чудодейственных методов борьбы с раком. Насколько это мешает настоящим онкологам?

- К сожалению, чудес в онкологии не бывает. Есть люди, которые хотят заработать на чужом горе. Я не против народных целителей, лишь бы они не касались онкологии. Ротому что нередко такие врачеватели вводят пациентов в заблуждение, и к нам больные попадают, когда лечение уже практически бесполезно. Я помню кампанию по рекламе препарата из печени черноморской акулы, которой многие поверили и поехали за спасением, а потом умирающих людей снимали с поездов и самолетов.

К нам в диспансер еще с 70-х годов приходили люди с разными средствами и методиками. То, что не может навредить, мы позволяли использовать для лечения больных с установленным диагнозом рака, которым мы уже не могли помочь. Но я не могу вспомнить ни одного случая излечения онкобольных подобными методами. Все это, к сожалению, шарлатанство.

- Некоторые больные считают, что лечение онкологии за рубежом более успешно. Насколько это оправдано?

- В техническом плане, надо признать, наши зарубежные коллеги по некоторым направления пока впереди. К примеру, в израильской клинике больные после операции по поводу рака простаты на следующий день уже начинают ходить, у нас могут лежать неделями. Но есть сферы, где мы ни в чем не уступаем, например, в хирургии рака пищевода или желудка. Казань по гастрохирургии до сих пор является самым передовым центром не только в Европе, но и в мире. В Германии 5-летняя выживаемость пациентов после операций на желудке - 14%, а в Казани - 42%. Причем мы эти проценты получаем, оперируя самые сложные случаи, от которых все отказываются. Нередки за рубежом и случаи гипердиагностики – врачи коммерческой медицины готовы найти у россиян любые болезни, лишь бы выкачать из них как можно больше денег. Поэтому к лечению за границей нужно подходить осторожно. Сегодня наша медицина вполне конкурентоспособна в мире.

Также на HealthyNation.ru

К оглавлению

Все выпуски

Вы можете оформить подписку на журнал

Написать нам

Разместить рекламу

При использовании материалов сайта и журнала Healthy Nation, ссылка на источник обязательна.